Международное энергетическое агентство (МЭА) выпустило отчет «Роль критически важных металлов в энергетическом переходе». Главная идея отчета: быстрый рост производства генерирующих установок на ВИЭ может вызвать перебои с поставками и рост цен на некоторые цветные, редкие и драгоценные металлы и тем самым замедлить рост возобновляемой генерации. В этом смысле развитие атомной энергетики с ее скромным и стабильным потреблением малорискованно. И это еще один аргумент в пользу увеличения доли атома в мировой энергетической корзине.
Энергопереход и распространение чистых технологий в энергетике провоцирует рост спроса на металлы. «Обычному электромобилю требуется в шесть раз больше металлов, чем традиционному автомобилю, а наземной ветрогенерирующей установке — в девять раз больше, чем газовой электростанции», — приводят цифры авторы отчета. По их мнению, возобновляемая энергетика и такие сегменты, как электросети, накопители энергии и автономный электротранспорт обеспечат 40 % общего объема спроса на медь и РЗМ, 60 % на никель и кобальт и почти 90 % на литий (с. 7 отчета).
Но есть риск, что поставки металлов не будут успевать за ростом спроса: «Перспектива быстрого роста спроса на критически важные металлы, который намного превысит все виденное ранее, вызывает серьезные вопросы относительно надежности, да и самой возможности их поставок».
За минусом железной руды
Авторы отчета сравнивают потребности в металлах для различных видов генерации — но только тех, которые используются в капитальном строительстве и производстве оборудования. Не учитывают металлы, которые требуются при эксплуатации — например, уран: «В своем анализе мы сосредоточились на металлах, необходимых для строительства электростанции (или производства оборудования для нее)».
Эксперты выбрали в качестве объектов для анализа поставки цветных, редких и драгоценных металлов. Корректно ли это? В отчете почему-то почти проигнорировали все, что связано со сталями и легирующими металлами, а следовательно — железной рудой. А между тем, сталь используется для производства опор линий электропередач, для металлоконструкций в теле плотин ГЭС и элетрооборудования. Доля стали в общей массе ветроустановки по данным Геологической службы США составляет 71–79 %. К ним можно добавить еще 5–17 %, которые приходятся на долю железа и чугуна. Таким образом, доля производных железной руды в одной ветроустановке может достигать 96 %. В создании АЭС также высока доля сталей и иных производных железной руды, которые используются как при строительстве зданий и сооружений станции, так и при изготовлении оборудования для нее.
Возможно, МЭА не расценивают поставки железной руды как рискованные. Благо, железная руда — один из базовых компонентов бизнеса крупнейших мировых горнодобывающих компаний. Однако цена на железную руду — одна из самых волатильных среди всех твердых полезных ископаемых. А волатильность и чрезмерный рост цен — это второй риск, кроме перебоев с поставками, который авторы отчета МЭА считают самым существенным: «В прошлом дисбаланс спроса и предложения на различные металлы провоцировал рост инвестиций или принятие мер, направленных на уменьшение или поддержание спроса. Но эти меры принимались с задержкой и сопровождались значительными колебаниями цен. Аналогичные ситуации в будущем могут отсрочить энергопереход и увеличить связанные с ним затраты».
В марте 2021 года цена железной руды составляла 88 долларов за тонну, в мае — уже 230. Для понимания масштаба — объем производства руды в 2020 году составил 2,2 млрд тонн. Цена на сталь тоже резко меняется. Так, в Китае цена стальной арматуры для строительства выросла с $660 за тонну в начале нынешнего года до $865 за тонну в первой декаде мая. «Это рекордные цены, они превышают максимумы, отмечавшиеся в предыдущие периоды бума на рынке», — сообщил тогда «Интерфакс» со ссылкой на Clarksons Platou Securities. Однако уже через две недели, 24 мая, появились сообщения о том, что цены на железную руду резко снижаются, падение по сравнению с майским пиком составило 20 %. Причина — Госкомитет по развитию и реформам Китая (NDRC) объявил в конце мая, что намерен вести борьбу с монополиями на сырьевых рынках, манипуляциями, спекуляциями, распространением ложной информации и накапливанием чрезмерных запасов.
Таким образом для энергетики, в том числе чистой, цены на железную руду и сталь и обладают куда большей значимостью, чем цены цветные, редкие, драгоценные и тем более редкоземельные металлы.
Атомная энергетика, стабильная и экономичная
Больше всего цветных, редких и редкоземельных металлов необходимо для производства морских ветроустановок — почти 16 тонн/МВт установленной мощности, сообщают эксперты МЭА. Наибольшие доли занимают медь и цинк. На втором месте по объему использования металлов находятся наземные ветроустановки, которым требуется более 10 тонн цветных и редких металлов. На третьем — солнечные панели с объемом потребления более 7 тонн. Атомная энергетика потребляет наименьшее количество этих металлов среди всех чистых видов электроэнергетики — неполные 6 тонн/МВт. Меньше нее потребляют только угольные станции и станции, работающие на природном газе.
Авторы отчета оценили значимость различных металлов для атомной отрасли как «средние» или «низкие». Такой же чувствительностью может похвастаться только гидроэнергетика. Остальные сегменты «чистой» энергетики остро нуждаются в одном или более металле. Самый высокочувствительный сегмент — электротранспорт и системы накопления. По оценкам МЭА, сегмент испытывает высокую потребность в меди, кобальте, никеле, литии, РЗМ и алюминии — шести из девяти рассматриваемых металлов. Это значит, что высокий риск перебоев в производстве из-за нарушений регулярности поставок одного из металлов возрастает вшестеро.
Эксперты МЭА прогнозируют, что при сценарии STEPS (Stated Policies Scenario), годовая потребность атомной энергетики в цветных и прочих металлах во всем мире вырастет менее чем на 10 тыс. тонн — с 50 тыс. в 2020 году до неполных 60 в 2040 году. Причем будет наблюдаться незначительное снижение по сравнению с 2030 годом. В сценарии SDS (Sustainable Development Scenario), годовая потребность может немного превысить 80 тыс. тонн: «В сценарии SDS годовой спрос на металлы со стороны ядерной энергетики в период между 2031 и 2040 гг вырастет в среднем примерно на 60 % относительно уровня 2020 г и достигнет 82 тыс. тонн. В структуре спроса преобладают хром (42 %), медь (28 %) и никель (25 %). Спрос на иттрий в 2040 г составит около 7,7тонн, что примерно равно 0,0015 % текущих мировых запасов». STEPS — это сценарий, созданный в соответствии с существующими политиками. SDS предполагает ускоренный переход на чистые источники энергии в различных отраслях.
«Как и гидроэнергетика, ядерная энергетика является одной из наиболее низкоуглеродных технологий и отличается минимальной потребностью в металлах. К наиболее востребованным металлам относятся хром (2 190 кг/МВт в 2019 г.), медь (1 470 кг/МВт), никель (1 300 кг/МВт), гафний (0,5 кг/МВт) и иттрий (0,5 кг/МВт)», — подсчитали авторы отчета.
Это означает, что потребности атомной энергетики не будут вносить вклад в вероятный скачок спроса на металлы, то есть не будут способствовать повышению цен и рисков перебоев поставок.
Кроме того, длинный инвестиционный цикл создания атомных электростанций и оборудования для них делает предсказуемыми потребности в металле на горизонте как минимум года. Как следствие — у заказчиков производителей металлоконструкций и оборудования есть возможность минимизировать риски сбоя поставок и ценовых колебаний за счет заблаговременной контрактации.
Таким образом, на основании данных МЭА, можно сделать вывод, что атомная энергетика — один из наиболее защищенных видов чистой электроэнергетики с точки зрения поставок и колебаний цен.
Зеленая ценовая спираль
Опасения экспертов МЭА по поводу стабильности цен и поставок из-за роста производства в сегменте чистой энергетики звучат на фоне растущих требований по снижению углеродного следа, адресованных горнодобывающим компаниям. В такой ситуации они становятся как поставщиками исходного сырья для чистой энергетики, так и ее потребителями. «Озеленяя» свое производство, они провоцируют рост того самого спроса, который должны удовлетворить.
Один из выводов, который звучит в отчете МЭА — «Быстрый, организованный энергетический переход требует значительного увеличения инвестиций в производство металлов, чтобы удовлетворить быстро растущий спрос. Законодатели могут принимать различные меры, чтобы стимулировать реализацию новых добывающих проектов, но важнее всего подать четкий и ясный сигнал о переходе к чистой энергетике».
Что же произойдет, если требование «значительного увеличения инвестиций в производство металлов» будет удовлетворено? Горнодобывающие компании будут покупать новые объекты и наращивать объемы производства. Все это потребует привлечения большого объема денег, так как строительство новых рудников сейчас, когда месторождения с высокими содержаниями и с хорошей инфраструктурой вокруг уже отработаны или находятся в процессе отработки, — каждый раз высококапиталоемкий проект. Новые производства — это новая потребность в электроэнергетике и транспорте, которые должны быть экологически чистыми, а значит — пока все еще более дорогими, чем традиционные. Все эти дополнительные затраты будут пропускаться через фильтр инвестиционной привлекательности проектов и опосредованно, через механизм дефицита и его удовлетворения, влиять на биржевые (при наличии) и контрактные цены на металлы. Даже если будут запускаться новые проекты, они будут выше по себестоимости. А из-за того, что количество проектов, способных пережить период низких цен, уменьшится, нижняя планка цен на металлы станет выше, чтобы не допустить дефицита и нового резкого всплеска цен.
А рост цен на металлы перекладывается в рост себестоимости всех секторов, потребляющих металлы, в том числе — чистой генерации, которая ложится в себестоимость произведенного металла и снова по кругу. Точнее, по спирали инфляции. И это еще спокойный сценарий, без перекосов, связанных с разного рода «черными лебедями» — непредсказуемыми и опасными событиями. Вот неполный перечень того, что влияло на цены, поставки и планы горных компаний в последние годы: затяжной финансовый кризис, забастовки на рудниках, государственные перевороты, пандемия коронавируса, таможенное и аантимонопольное госрегулирование, внедрение более экономичных технологий добычи и извлечения металлов и как следствие — вовлечение в отработку ранее экономически невыгодных запасов. И, конечно, требование к безуглеродности поставок.
Как следствие — стремительные взлеты и падения цен. Пример: цена на медь в 2020 году падала ниже 4750 долларов за тонну и взлетала выше 7880 долларов за тонну. А в 2021 году она вплотную подобралась к 10 400 долларов за тонну.
Атомная энергетика в таком контексте — территория стабильности, так как может гарантировать стабильное ценообразование для потребителей, в том числе горнодобывающих предприятий, на весь срок работы блока — сейчас идет речь о том, что он может достигать ста лет. Этот срок как правило превосходит сроки службы большинства из ныне отрабатываемых месторождений цветных, редких и редкоземельных металлов. Кроме того, атомная энергетика — это стабильные поставки электроэнергии, которые не зависят от капризов погоды или изменений климата, так как способны работать в любых климатических зонах — от Арктики до тропиков.
Таким образом, атомная энергетика сможет обеспечить развитие горнодобывающих производств, не провоцируя рост себестоимости производимых металлов. У металлов с рудников, обеспеченных электроэнергией с АЭС, электроэнергетическая компонента себестоимости останется стабильной на протяжении десятилетий, вплоть до века.
Примеры такого симбиоза атомной энергетики и горного дела уже есть в России. В начале июня заработала ЛЭП, соединяющая крупное медно-золотое месторождение Песчанка и небольшое золоторудное месторождение Кекура с Билибинской АЭС, базирующейся в арктическом городе Билибино (Чукотский автономный округ). Электроэнергия с АЭС нужна на этапе строительства Баимского ГОКа на Песчанке. Сотрудничество Росатома с казахстанской KAZMinerals, которая владеет Песчанкой, может быть продолжено: стороны обсуждают строительство для работы Баимского ГОКа нескольких плавучих энергоблоков с реакторами РИТМ‑200.
Сдержанное регулирование
Аналитики МЭА призывают правительства предпринимать усилия, чтобы не допустить роста цен на металлы и перебои с поставками: «Законодателям следует изучить возможные меры, способствующие укреплению цепочек поставок различных металлов, разработать ответные действия на возможные перебои в поставках и увеличить прозрачность рынка. К таким мерам можно отнести регулярную оценку рынка и проведение стресс-тестирования, а также формирование стратегических запасов в некоторых ситуациях». Но механизмов регулирования у государств не слишком много. У рынков промышленных металлов гигантский объем и международное влияние. Госрегулирование или санкции на таких рынках, как медь, алюминий и никель в отношении даже одного крупного игрока повлияют на положение дел у огромного числа участников рынка. И рынок будет искать способы исправления ситуации, в том числе регуляторные.
Да, как показала китайская практика, угроза государства наказывать за спекуляции на рынке может подействовать на цены охлаждающе. Но вот механизм закупок в госрезерв работает крайне ограниченно. Даже в США, первой экономике мира, в бюджете 2022 года не запланировали деньги на закупки урана в госрезерв у американских урановых компаний, который рассматривала в качестве меры поддержки местных производителей администрация экс-президента Дональда Трампа. И никаких государственных денег не хватит, чтобы покупать впрок медь или алюминий хоть в сколько-то серьезных объемах.
Еще одно предложение экспертов МЭА — поддерживать геологоразведку: «Страны, обладающие ресурсами, могут поддержать разработку новых проектов, способствуя проведению геологических исследований, упрощая порядок получения разрешений, чтобы сократить сроки реализации проектов, предоставляя финансирование для снижения риска проектов, а также информировать общественность о вкладе таких проектов в трансформацию энергетического сектора». Безусловно, эти меры важны и полезны. Но основной объем денег горные компании тратят не на этапе геологоразведки, а на этапе капстроительства рудников. Поэтому, если уж и говорить о господдержке горнодобывающих компаний, то скорее об инфраструктурной поддержке — различных механизмов софинансирования дорог, ЛЭП и подстанций, субсидировании тарифов на электроэнергию для добывающих компаний, госфинансировании новых генерирующих мощностей. В России такие механизмы рассматриваются. Примером такой господдержки в перспективе может стать все тот же Баимский ГОК.
